— Конечно. Подожди секундочку.
Она быстро развернулась и вышла из комнаты, вбежала в свой крошечный кабинет, открыла сейф и достала большой конверт из грубой бежевой бумаги. С такой же скоростью она влетела обратно в гостиную и бросила конверт на столик, где стоял кофе, прямо перед Леандросом.
— Ответ на твой вопрос находится здесь. Открывай.
Саванна раскрыла старомодную косметичку и, вытащив оттуда щетку, стала старательно расчесывать волосы, окончательно просушивая их после мытья. За этим занятием и застал ее вошедший в комнату Леандрос. На Саванне был черный махровый халат, накинутый на голое тело и затянутый на талии поясом.
Леандрос глубоко вздохнул. Молчание Саванны было понятным и красноречивым. Не подходи. Не прикасайся. Ее не в чем упрекнуть. Ему самому было не по себе после того, что он увидел и прочитал. Глаза ее все еще гневно сверкали.
Не прекращая расчесывать волосы, Саванна начала говорить:
— Полагаю, что ты сделал правильный вывод: своей неверностью я заслужила именно такое обращение.
— Прошу тебя, не продолжай! — Голос Леандроса звучал грубовато, его переполняли эмоции. Мысль о том, что он сам потворствовал такому отношению Диона к супруге, была невыносимой. Он протянул ей фотографию. — Как часто такое случалось в вашей семье?
Саванна положила щетку на столик, но к Леандросу не повернулась, а продолжала по-прежнему смотреть в зеркало.
— Это было всего лишь один раз, — дерзко ответила Саванна.
О чем он, интересно, думал? Что ей надо было смириться и жить с Дионом дальше в ожидании очередных побоев?
— Скажи мне правду! — Ему надо было знать точно. — Расскажи, как все было на самом деле, — он практически умолял ее.
— А ты мне поверишь? — Саванна явно была насторожена.
Леандрос не знал уже, чему верить и где в рассказах о супружеской жизни брата правда, а где ложь. Образ Саванны, который годами, кропотливо пытался нарисовать Дион, совершенно не совпадал с реальностью. Женщина, прилетевшая в Грецию и ставшая теперь его женой, была явной противоположностью придуманной братом женщины.
Своим молчанием Леандрос выносил себе смертный приговор. И когда он уже хотел исправить ошибку и урегулировать ситуацию, Саванна вскочила со стула и заговорила первой:
— Дай мне знать, когда определишься. А тогда уж я решу, рассказывать тебе, как все было, или нет. — Она склонилась над кроватью, схватила одну подушку, затем открыла нижний ящик старого шкафа из кедрового дерева и, вытащив оттуда одеяло, направилась к дверям.
Леандроса охватила паника, никогда раньше не подводившие его ум и сообразительность, кажется, дали осечку.
— Куда ты?
Она наградила его холодным, ничего не выражающим взглядом, тщательно маскирующим все кипящие в ней эмоции.
— Думаю, что сегодня мне лучше поспать на диване.
И она ушла, оставив Леандроса в полном одиночестве. Он не двинулся с места. Он проклинал себя, ругал всякими пристойными и непристойными словами, которые никогда бы не осмелился произнести в присутствии Саванны.
Саванна лежала на диване, сердце болело так, что было трудно даже дышать. Слез не было. К дивану она направилась совершенно инстинктивно, подсознательно ища успокоения. Это был один из немногих предметов мебели, которые ей удалось сохранить, отправив на склад перед своим первым отъездом в Грецию. На этом же диване она спала и после возвращения в Америку, когда ей целый год пришлось жить с тетушкой Беатрис.
Леандрос не поверил ей. Она открыла ему душу, показала фотографии усеянного синяками тела, представила медицинское освидетельствование и судебный акт, принятый на его основании, ограничивающий супружеские права Диона. А Леандрос все еще наивно продолжал верить в святость своего кузена.
Он требовал правды, но не считал правдивой версию Саванны. Право судить и оценивать честность, непредвзятость и объективность рассказа он оставлял за собой. Она крепко зажала зубами нижнюю губу, пытаясь сдержать рыдания, рвущиеся из груди, пока из губы не потекла кровь. Она надеялась счастливо прожить с Леандросом без взаимной любви. Достаточно было лишь того, что она его сильно и искренне любила. Она надеялась, что постепенно его предубеждения развеются, недоверие исчезнет.
Сейчас она ясно поняла, что ей никогда не удастся этого сделать.
Губы разжались, и тихий стон вырвался из ее груди. Она свернулась калачиком, сжатые кулаки не отпускали одеяла.
Теплая, слегка дрожащая мужская рука опустилась на ее сведенные вместе кулаки. Другая нежно поглаживала ее по щеке.
— Прости меня, малыш. Прости, любимая.
Испуганно открыв глаза, Саванна разглядела в темноте очертания его лица и великолепного обнаженного тела. Он сидел на корточках возле дивана.
— Пойдем в постель, любимая. — В его грубоватом голосе появился оттенок мольбы.
Но она только отрицательно покачала головой:
— Я не хочу с тобой спать.
В тусклом, еле прорезающем темноту свете ей показалось, что щеки его горят румянцем. Наверное, померещилось. Леандрос Кириакис не мог быть таким сентиментальным, чтобы позволить подлому румянцу залить свое лицо.
— Если ты не захочешь заниматься сегодня со мной любовью, я не буду настаивать. — Он неожиданно замолчал, словно ему было трудно произнести следующие слова. — Я просто хочу тебя удержать. Мне это необходимо.
Необходимо? Ему вообще никто не нужен, а меньше всего именно она.
— Правильно. Иди спать, Леандрос. Уже поздно. Мы должны отдохнуть.